Product Description

Издание приурочено к выставкам в Музее русского искусства в усадьбе Хилвуд. Вашингтон в 2008 и в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве в 2009.
Эта книга — итог моей многолетней собирательской работы. Правда, слово «работа» лишь отчасти может передать увлеченность, азарт охоты, удовольствие изучения, гордость обретения — словом, все то, что неизменно сопутствует коллекционированию, особенно такого материала, как фарфор. Китайский секрет, разгаданный в Европе в лаборатории алхимика, и по сей день сохранил мистические свойства. И главное из них — превращать жизнь в праздник. Я имею в виду не фарфоровый сервиз на праздничном столе (хотя и это справедливо), а то чудесное перевоплощение, которое претерпевают люди, события, житейские сценки и даже партийные лозунги, если они сделаны в фарфоре. Они приобретают свойства поэтической метафоры и сами собой складываются в оду — «Оду к радости». Так названа эта выставка и книга. Однако название патетического сочинения Бетховена по отношению к русскому фарфору ценно и другим. Я имею в виду идеологические обертона, которые обрела эта вещь в советской истории, став символом коммунистической пропаганды. Идеология и фарфор. Так получилось, что этот рафинированный материал всегда был ангажирован большой политикой. С самых истоков: ведь сам термин «фарфор» — транскрипция персидского слова «императорский». В отличие от других керамических материалов фарфор изначально был предметом престижа и дипломатических даров, интриг и вельможного чванства. Можно сказать, что идеологичность столь же непременное свойство фарфора, как его белизна. И это во многом определило его судьбу в России — и когда в 1749 году на простой чашке велением императрицы было наказано написать «Первое в России из земли Российской в год благословенного царствования Ея Императорского Величества…», и когда Фридрих Великий сам сочинял фигуры знаменитого десерта, отправленного им в подарок Великой Екатерине, и когда в ответ на Египетский сервиз, поднесенный Наполеоном императору Александру, в Петербурге сделали еще более роскошный «Русский», и когда частные фарфоровые заводы, вдохновленные первым русским литографическим изданием «Волшебный фонарь», стали создавать фарфоровую энциклопедию русских типажей. И так вплоть до блистательного феномена агитационного фарфора, метровых сталинских ваз и сегодняшних президентских даров. Русскому фарфору удалось совместить эти две роли: инструмента пропаганды и радующей глаз, часто простодушной вещи. Меня в фарфоре этот парадокс интригует, быть может, более всего. И мне бы хотелось, чтобы человек, взяв в руки эту книгу, взглянул на редкие или недавно еще обиходные фарфоровые предметы с той же точки зрения: как на старого знакомого, как на артефакт и как на исторический документ.